Концерт

— Круто, круто! It`s perfect! I`m real cool! (великолепно! Я действительно крут!)…, — думал Валентин, поворачиваясь то в фас, то в профиль перед одним из огромных зеркал, стоявших по периметру в фойе училища искусств. Оттуда на него смотрел парнишка лет восемнадцати. Черная, небрежно выпущенная рубашка и по моде зауженные книзу джинсы, подчеркивали стройную юношескую фигуру. На шее у него висел кулон в виде черепа.

Рядом в кожаном бежевого цвета кресле развалилась Юлька и, не смотря на то, что Валентин практически не уделял ей внимания, восхищенно щебетала о вчерашнем концерте где "ударники были просто класс, а певец так уработался, что весь взмок, но при этом энергетика от него так и пёрла"…

Валентин и Юля учились в этом самом заведении и сейчас задержались после занятий, чтобы передать скрипку их знакомому.

На этот вечер в концертном зале училища был запланирован какой-то хор.

— Валь, пойдем на концерт, все равно вход бесплатный, наверно Вовка придет не скоро? — просительно протянула девушка, провожая взглядом колоритные фигуры в рясах, прошествовавшие мимо них и углубившиеся в зал. Похоже, ожидаемое мероприятие было духовного содержания.

Валька сморщился, отчаянно замотал головой. Всем своим видом он показывал однокурснице отвращение к предстоящему действу.

Неожиданно из зала показалась Алёна с какой-то девушкой. Они куда-то спешили, о чем-то быстро и весело разговаривая. Обе были в одинаковых платьях «в пол» из темно-зеленого бархата. Белые шарфы полупрозрачным облаком обнимали девичьи плечи и словно крылья своими концами свисали сзади. Казалось, что девушки спустились с небес или, как минимум, неведомым образом перенеслись из прошлого.

— Разве ты тоже участвуешь в концерте? — удивился Валентин, с головы до ног разглядывая Алёну, учившуюся в параллельной группе. Обычно он ее не замечал. В молодежной одежде девушка практически не выделялась среди своих сверстниц.

— А ты пришел послушать? — Алёна на мгновение притормозила, одарив Валентина улыбкой от которой у того пробежали мурашки по всему телу.

— Да нет, подобные мероприятия способны только травмировать мою нежно-художественную натуру. Мы другана ждем, — и он демонстративно повернулся к Юле, давая понять, что Алёна вольна идти дальше, куда ей только вздумается.

Теперь парень припоминал. Краем уха он действительно слышал, как Алёна недавно рассказывала, что она поет в церковном хоре. Впрочем, ему-то что за дело до всего этого? Ему нужно лишь передать скрипку Вовану. Вот и все.

Потихоньку стал собираться народ. Платки на головах некоторых женщин подтверждали Валину догадку, что сейчас начнется заунывное церковное пение.

В конце-концов, Юльке надоело ждать, и, кинув однокурснику небрежное "пока", она, выскользнув из кресла, скрылась за дверью. Чтобы как-то скоротать время он подошел к постепенно заполняющемуся залу и увидел, как два священника в радостном приветствии облобызали друг друга сперва в губы, а затем в руки. Происходящее показалось парню дикостью, но почему-то для остальных это выглядело вполне естественно.

На мгновенье Валентин вообразил, что вот сейчас придет Вовка, и они с ним так поцелуются.

— Ть-фу…, картинка, однако, — он улыбнулся, представив реакцию Юли, если бы она увидела подобную встречу приятелей. Она-то неоднократно ради шутки совала ему как бы для поцелуя свою в фенечках и цветастых браслетах руку с черным маникюром на ногтях, изображая из себя великосветскую даму. Но Валя неизменно ее руку отстранял, дразнясь «дама с Амстердама» или дружески тряс, приговаривая: «Здрасте, здрасте…». Кто же всерьез увидит в этой короткостриженной и раскрашенной во все цвета радуги девчонке — леди?

Тут вспомнилась Алёна в ее длинном концертном платье. Да-а-а! Такой и руку поцеловать можно, впрочем, какая чушь вообще кому-то руки целовать!

Размышления прервал мобильник, Володька опаздывал, но обещал придти не позднее, чем через пол часа.

Между тем концерт начался. "Христос воскресе" запел хор и повторил это в многочисленных вариациях. Да, хор действительно был неплохой. Еще в самом начале концерта объявили, что выступает лауреат чего-то там. Но даже и без этого их мастерство было очевидно. Уж кто-кто, а Валя понимал толк в хоровом пении. Дальше пошли песнопения, в которых он улавливал только отдельные фразы, но общий смысл текста от него неизменно ускользал: "Совет Превечный", "радуйся Земле незасеянная"… Для себя Валентин решил, что пели о весенне-полевых работах, но пока не мог понять какое отношение все это имеет к Церкви.

Что он уже не стоит в дверном проеме, а сидит в зале парень заметил только когда рядом плюхнулся Вован.

— Как дела?

— Дела у прокурора, а у нас — культурно-массовое мероприятие, — Валя в приветствии пожал другу руку.

— Что, хороший концерт?

— Да, так ... — Напуская на себя безразличный вид, как можно более бесстрастно отозвался Валентин. — Вообще-то меня сюда знакомая пригласила. Вон она стоит в первом ряду. Ты сейчас погонишь или пока тормознешь?

— А чё, можно посидеть чуток.

Тут на сцену вышел священник. Абсолютно седые волосы и коротко стриженная, аккуратная белая борода, делали его похожим на Тургенева.

— В мире была полная идиллия, — начал он, — до тех пор, пока первый грех не внес диссонанс, который из поколения в поколение все увеличивался и со временем перерос в полнейшую какофонию. Но сегодня у нас есть возможность вновь почувствовать первозданную гармонию: мы услышим "Свете Тихий", выйдем с концерта, увидим закат солнца и поймем, что в мире есть вечный закон любви и нужно жить в соответствии с ним.

И после хор запел: "Свете Тихий святыя славного бессмертнаго Отца Небеснаго Святаго блаженного Иисусе Христе, пришедший на запад солнца…"

Валентин почувствовал, как непонятные слова обжигают его сердце неведомым ранее огнем. Когда занавес закрылся, в душе парня полыхал пожар, в голове пульсировал вопрос: «Что это было? Сила искусства? Как на том концерте Брамса, после которого он решил поступать в это училище?»

— Нет, наверное, и ранее пелось все же не о полевых работах, да и здесь вряд ли прославлялся только закат. Нужно будет позвонить Алёне и узнать смысл этих песен, — думал Валентин, выходя на улицу и прощаясь с Вовкой.

В природе всё было хорошо и тихо. Вечернее солнце раскрасило запад всеми оттенками красного. Его прощальные лучи ласкали кусты и голубые ели, высаженные вдоль училища, отливаясь на них странными бликами. Безоблачное небо обещало, что следующий день будет жарким, а лёгкий ветерок приятно контрастировал с застоявшимся воздухом помещения.

Валентин почувствовал странное родство со всякой былинкой, будь то сорная трава или недавно высаженная в сквере и огороженная со всех сторон «заморская» туя. Приятно было осознавать себя молодым, здоровым, полным жизненных планов и устремлений. Не хотелось идти в общагу разучивать партитуру. Так бы и остался здесь провожать уставшее солнце в надежде, что городская ночь принесёт не менее приятные сюрпризы и откровения. Сердце юноши наполнилось какой-то особой благодарностью за этот вечер, за этот город, за собаку, пробежавшую мимо него, с видом, будто у неё самое что ни на есть серьезное поручение, за запоздавшую пчелу, прожужжавшую над его ухом, и даже за это самое безотчетное чувство, распиравшее изнутри. Захотелось его как-то выразить, сказать нечто приятное расходящемуся с концерта народу, прокричать: «Э-ге-гей, люди! Я вас люблю!». Но всё, что сделал Валентин — это в полголоса запел простенькую песню, написанную другом Серёгой, которую тот время от времени напевал себе под нос. Когда Валя впервые её услышал, то слова песни показались ему полным бредом, но из-за частого повторения они остались у парня в памяти и сейчас попросились наружу:

Люблю, когда вечером

Дела закончены; пью чай с клубникою.

И без выходных часы работают, тикают.

Люблю, когда вечером

Вновь ветер слоняется, деревья качаются,

И небо темнеет, и к Господу тянется дух.

И время молиться, закрыв свою комнату на замок.

Утихли птицы, но не устанет петь сверчок.

И Бог услышит дыхание сердца, шепот уст.

Господь Всевышний, к Тебе когда-нибудь вернусь!...

Сергей Стахеев

— Хорошо поёте, молодой человек, и смысл слов замечательный.

Валентин резко замолчал и обернулся. Перед ним стоял священник, похожий на Тургенева, и поглаживал свою седую бородку.

— Вам не здесь, а на сцене нужно было исполнять подобные произведения. Как Вы там пели: «И время молиться…»? Замечательно! Сами сочинили?

— Нет, это друг написал.

— Хорошие у Вас друзья. Сейчас это большая редкость, — и священник стал удаляться, по пути крестя подбегавших под благословение слушателей концерта.

Валентин вдруг вспомнил о вопросе, который хотел задать Алёне. Может, не откладывая узнать всё у этого попа? Вроде он выглядит достаточно образованным. А то Алёнка еще возомнит, будто я верующим заделался или еще хуже — решил ее кадрить. Только как к нему обратиться? «Поп» — неудобно. Кажется, их «отцами» называют? А, не важно.

— Извините, послушайте, — Валентин догнал удалявшегося священника, — там, на концерте я не совсем понял, о чём поют. Фу, ты! Совсем забыл слова. Как его… э-э-э… В общем звучит оно примерно так, — и Валя напел мелодию.

— А! Вы имеете в виду «Свете Тихий»? Это, молодой человек, одно из самых древних церковных песнопений. «Свете Тихий» — так называют нашего Господа Иисуса Христа. Люди любят важность и помпезность. Посмотрите, как на сцену выходят современные звезды эстрады. Дыму напустят, тут — блики, там — бутафорские взрывы. Но самое главное событие в мире — рождение Спасителя, произошло очень тихо и для многих незаметно, как мягкий утренний свет. Пришел Христос, когда человечество уже совсем задыхалось в своих грехах и без Него просто всем был бы конец. Поэтому поется: «пришел на запад солнца». Господь взял на Себя все наши грехи. Кстати, юноша, Вы согласны, что все, и мы с Вами в том числе — грешники?

В лице Валентина отразилось смущение и недоверие. С какой стати он — грешник? Учится неплохо, выглядит — так вообще классно. А если иногда в общаге выпивает с друзьями, так ведь это все делают.

Видя замешательство парня, священник продолжил

— Когда я был еще молодым и совсем неверующим, мне казалось, что человека идеальнее чем я сам, просто не существует. Но когда я посмотрелся в «зеркало» Слова Божьего — начал читать Библию, то осознал себя погибшим, просто абсолютно погибшим грешником, совершенно безнадежным…Буквально первые же несколько глав Евангелия от Матфея (там как раз Нагорная проповедь) поразили меня до глубины души. Я был серьезно напуган, что мне угрожает ад, хотя до этого считал, что все нормально и я вполне хороший человек. Просто многое в понимании себя зависит от того, на кого ты ровняешься — на дебошира соседа или на Высший идеал. Божья святость, Божие требования настолько высоки… Господь сказал: «Будьте святы, потому что Я свят». Мы просто отвыкли от этих стандартов. Но для человека, на самом деле, это не какая-то необыкновенная высота — это то, ради чего нас и создал Господь.

Так вот, когда я наконец-то прочувствовал свою греховность, для меня оказалось огромной радостью узнать из того же Евангелия, что выход есть. Если покаюсь, Бог простит мне грехи. А все это стало возможным только после того, как Христос смертью на кресте и Воскресением уничтожил силу греха. И поэтому, конечно, Он достоин, чтобы во все времена Его прославляли. Или как поется: «Достоин Еси во вся времена пет быти гласы преподобными». И сегодня мы — на концерте, а Вы — после него, именно этим и занимались.

— Спасибо,… батюшка, — похолодевшими от волнения губами произнёс Валентин обращение, неожиданно всплывшее в его голове.

— Во славу Божию, юноша! Благослови Вас Господь, — и священник широко перекрестил Валентина, который автоматически поцеловал его руку.

Хорошо, хоть этого Юлька не видела.